Восточная стратегия

Валентин, что подтолкнуло вас взяться за прозу? Ведь вам куда привычней выступать в жанре аналитики…

Экспертных, публицистических изданий на тему украинско-российских отношений, знаете, хватает. Но такие книги, скорее, для специалистов, а значит, для относительно узкой аудитории. Я же хотел, чтобы о конфликте политических элит, искусственно перенесенном администрацией Путина на народы, знало как можно больше людей. И в Украине, и в России.

А еще я стремился связать в одно целое сразу несколько тем – о работе военной разведки и системе подготовки в овеянной легендами Академии Советской Армии – опять-таки, одной из наиболее засекреченных разведшкол мира, о Чечне, о том, какую рану она оставила на офицерских судьбах.

Наконец, хотел написать о Рязанском воздушно-десантном, единственном в мире училище подобного рода, о нем еще никто не написал честно, без мифотворчества. Во времена СССР информация об этом училище была закрыта, а выпускники – немногословны. Как один из выпускников училища я в этом видел даже свою, если хотите, миссию. И проза позволяет разгуляться…

При этом вы утверждаете, что «Восточная стратегия» основана на реальных фактах?

Да, как руководитель Центра исследований армии, конверсии и разоружения – экспертной неправительственной организации – я имел возможность собрать и использовать целый пласт аналитической информации о событиях 2006 – 2009 годов. Согласен, я интерпретировал ее через призму работы спецслужб, где-то мог ошибаться, гиперболизировать. Но, с точки зрения оценки идеологии администрации Путина, думаю, отклонения могут составлять миллиметры, не больше.

Чечня?.. Это тоже рассказы живых людей о реальных событиях. Кстати, только с роты моего выпуска потери составляют уже почти десяток человек. И почти столько же героев России. Вообще, квартиры и звезды – это то, чем традиционно расплачиваются за кровавую работу и запредельный риск.

О Чечне много писали и российские авторы. Прилепин, к примеру… Ваши книги чем-то отличаются? Вы, насколько понимаю, не были в Чечне…

Я бы сформулировал так: если книга Прилепина – о болезни внутренних органов, то «Восточная стратегия» - о проблемах в голове. Я думаю, нужны разные взгляды, чтобы возникло полное понимание всего того, что вокруг Чечни происходило. Вернее даже, для понимания причин человекоуничтожения в XXI веке.

Да, я не был в Чечне. Но хорошо знаком с офицерской философией. Кроме того, Чечня в «Восточной стратегии» - это не описание военных действий, а преломление взглядов моих товарищей. И погибших, и выживших. И, конечно же, попытка оценить роль тех, кто при помощи чеченской войны выстраивал свои, политические комбинации, «выкладывал» из человеческих судеб необходимые для своей карьеры «пазлы». В первую очередь, речь, конечно, о Путине.

Согласитесь, есть и другой взгляд на Путина. После пьющего, довольно расхлябанного Ельцина к власти приходит волевой человек, ориентированный на системность во всем…

Безусловно, приверженцу построения неоимперии на развалинах бывшего СССР образ Путина, полагаю, даже очень симпатичен. Украинцу, я уверен, неприемлем. Поэтому в Украине имела место и ныне продолжается информационная кампания по героизации образа Путина. В контексте его намерений еще долго оставаться хозяином Кремля я это воспринимаю как предостережение: грядет последующее наступление на Украину. А я не хочу, чтобы Украина стала частью империи, не хочу, чтобы наши дети воевали на Кавказе или с невидимой ордой террористов – для возвеличивания деяний человека, самочинно провозгласившего себя царем.

Вспомните, как тот же Путин «общался» с Виктором Ющенко, Президентом Украины. Ведь не важно, что главой государства был Виктор Ющенко, в ту пору, к сожалению, уже имевший весьма невысокий политический рейтинг в стране. Не важно, что каждый из украинских президентов, включая нынешнего, вел Украину к тупику. Это – наши проблемы, наши беды. Но почему мы должны терпеть нахрапистость, хищность лидера иностранного государства, как, впрочем, и беззубость власти украинской?

А еще в тот момент я встретил одного из своих старых друзей, который вернулся на родину, пройдя через чеченские войны. Его рассказы и оценки ошеломили меня. И я уже, как говорится, не мог не писать…

Конечно, я понимаю, художественная книга никогда не станет ни документом, ни обвинительным актом. Но она может дать толчок к осмыслению того, куда мы движемся и что нам грозит…



Из книги, как я понимаю, вытекает, что Путин – отнюдь не герой…

Именно так. Монументы, которые себе воздвигает Путин, вскоре рухнут. Тут я не новатор. Вспомните хотя бы Пастернака «Не потрясенья и перевороты…» Или Вагнера, внутри которого то и дело вспыхивало пламя демона-разрушителя, но который все же понимал: дающий радость миру стоит выше мирового завоевателя.

Хорошо. Кто тогда современные герои?

Герои – Эрих Фромм и Альберт Швейцер. Виктор Франкл и Конрад Лоренц. Андрей Сахаров и Ричард Бах… Можно долго перечислять… Если в ХХ веке человечество рисковало взорвать себя атомной бомбой, XXI век принес новые вызовы, прежде всего разрушающие внутренний мир человека. Увы, я уверен, что не каждому из нас, живущих в этом веке, удастся вылететь из темной куколки, в которую всех загоняет глобальный хаос, белой бабочкой, воскресшей и переродившейся. И на фоне этого вызова агрессивная политика, направленная на расширение пространства влияния, не только не выглядит героической, но опасна своей провокационной идеологией.

Насколько романы «Восточной стратегии» автобиографичны?

Образы двух главных героев в определенной степени собирательные, никто ни с кого начисто не списывался. Но при этом любая книга, согласитесь, неминуемо автобиографична. В «Стратегии», конечно, много от того, что было в моей жизни. Например, армия. Не стану скрывать, я выходец из тех лейтенантов, что мечтали стать генералами. Не стал, оставив карьеру военного. Кто-то назвал бы это трагедией. И поторопился бы. Потому что мне всегда нужно было больше. А генерал… Ну, это всего лишь генерал. К тому же, средство, а не цель. И я благодарен судьбе и ВДВ, что это понял в двадцать лет.

Вы пишете о Воздушно-десантных войсках СССР – элите Советской армии. Украинская армия – это продолжение тех традиций или мы смогли построить что-то новое?

Армия – это, прежде всего, воплощение воинственного духа. А уже потом боевая подготовка, вооружения. В ВДВ того времени каждый хорошо представлял себе, что идет подготовка к реальной войне. Тогда, в СССР, работала отлаженная идеологическая машина, ориентированная на поддержание необходимого уровня «воинственности». В Рязанском училище дополнительно работала еще, если можно так сказать, внутренняя машина по промыванию мозгов. Она отвечала за высокий уровень агрессии внутри ВДВ, результатом ее деятельности называли десантный шовинизм. Я об этом пишу в «Восточной стратегии». От таких инъекций агрессии, к слову, не так легко избавиться. Вот почему многие бывшие «афганцы», да и бывшие выпускники РВДУ, чего греха таить, оказались в составе криминальных структур. Насилие и агрессия – могучий раздражитель для психики.

К счастью, в украинской армии уровень агрессивности на порядок ниже, чем в советской. И я не думаю, что это обязательно плохо.

А в российской?

В некоторых частях и соединениях этот уровень искусственно поддерживается. Но, я думаю, что даже в 7-й «кавказской» дивизии этот уровень в несколько раз меньше советского. Люди просто не хотят воевать сегодня, и никто, даже путинская команда, не способен этот дух искусственно поддерживать. Нам же, в Украине, увы, надо помнить, что тайная борьба за Украину продолжается. Вчера ей корректировали внешнеполитический курс, а уже завтра будут делать неотъемлемой частью империи. И я, откровенно говоря, надеюсь на тех, кто родился в новой Украине, после 1991 года. Потому что они уж точно ассоциируют себя с государством Украина. А не с СССР или «русским миром»…