ЯКОВ ЕСЕПКИН | страница 5

Тема в разделе "Литературный форум", создана пользователем Bojena, 19 фев 2011.

  1. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]

    ЛИТИИ В ОДЕОНЕ

    I

    Восстенаем, Господь, в слоте черных иглиц,

    А сидят за Тобой фарисеи одесно,

    Не узрят ангелки наших траченых лиц,

    Звоновые Твои не живятся чудесно.

    Ах, высоко лились золотыя псалмы,

    Искрашали трухой нищету дарований,

    Только сохнут и днесь на хоругвях гурмы

    Василечки от сих иродных пирований.

    Вижди, Господи, нас, буде слава Твоя

    Не превянет-горит, осеняя церкови,

    Гордовые певцы умножали ея,

    Горла их пропеклись чернозмейками крови.

    II

    За мытарства ль Христос возжалел

    Не прошедших святые оплоты,

    Вертоград Гефсиманский истлел

    И без шпилей мертвы камелоты.

    Васильков полевых не узреть:

    На венцах лишь они и сверкают,

    Двиньтесь, мытари, всем и гореть,

    Разве истинно веры алкают.

    Яко минем страстные пути,

    В огни темные души вселятся,

    Чтоб с любовию нивы прейти,

    Где цветки наши палые тлятся.

    III

    Веночки белые сонимем,

    Преобнажим святые лики,

    Имен ли, цветности не имеем,

    Одно лишь – смертию велики.

    Худые крови излиенны,

    В очах лазури не осталось,

    А звезды Божии нетленны,

    Число их парками считалось.

    Над перстью ангелы воспрянут,

    Над белым цветом закружатся,

    И нимбы мертвые протянут,

    Во коих звезды обнажатся.

    IV

    Яко певчим нельзя уцелеть

    И преложны венцы золотые,

    Так и будемся в тернях алеть,

    Кровотлести, елико святые.

    Но еще восхотят, восхотят

    Голосов божеимных и песен,

    И еще ангелочки слетят,

    Чтобы узреть: единый не взнесен.

    До поры ли молчанье храним,

    Изордеется пламень болотный –

    Этой алостью мы ограним

    Иисуса венец всезолотный.

    V

    А и тратно, Господь, наши красить гробы

    Васильковым сребром, вешней цвет-озолотой,

    Все позорные днесь расписанны столбы

    Бойной кровию чад и нисанскою слотой.

    Мы слезами вотще на крестах изошлись,

    Молодицы в пирах стервенеют безложно,

    Со кадящей гурмой колпаками пречлись,

    И молиться теперь, и алкати неможно.

    Так не смогут одно и перстов окраснить,

    Белой краскою мы восписали по черни,

    Станут нощно, Господь, колокольцы звонить –

    Убелятся тогда наши рдяные терни.

    VI

    Что хотите еще отнимать,

    Мы и в смерти богаче не стали,

    Всё претщимся цветки сожимать,

    Из которых венец заплетали.

    Во среду к нам слетят ангела,

    Исполать озолотам их ясным,

    Яко тризна у нас весела,

    Время рдеться глициниям красным.

    Будут мертвые звезды гореть,

    И неживы, а света не имем,

    И еще положат умереть –

    Лишь тогда мы венец этот взнимем.

    VII

    За эти красные псаломы,

    За то, что звезды мертвым светят,

    Введут нас в Божии хоромы

    И ангелочки всех приветят.

    Темно дорожье Иудеи,

    Во злате мертвых убоятся,

    Алкали крови лиходеи:

    И где теперь они таятся.

    Где Смерти грозная старизна,

    Где Слово – книгу озаглавить,

    Красна веселием и тризна,

    И ни спасти нас, ни ославить.

    VIII

    Золота наша Смерть, золота,

    К ней мы жизнею всей и стремились,

    Век брели от Креста до Креста,

    Без огней горнецветных томились.

    Но воспыхнут еще васильки

    О могилах и звоны ударят,

    И сплетут голубые венки

    Нам тогда, и червицей подарят.

    В крови нашей страстные пути,

    Бою их не избыть ледяному,

    И такими, Господь, нас пречти –

    Не могли мы соцвесть по-иному.

    IX

    Ах, Господь, мы теперь неодесно сидим,

    На трапезных пирах царевати не тщимся,

    Иисусе-царя со терниц преглядим,

    Во спасительный день ко Тебе и влачимся.

    Излетели в лазурь от пиров ангелки,

    Благодатный огонь расточен по кюветам,

    Только были одно мы всекупно жалки,

    Сколь хоромных живить ослепительным светам.

    Ныне темен, Господь, светозарный канон,

    И горчат куличи, и вино солонеет,

    И плетется в псалмы боготраурный звон,

    Чрез пасхалии Смерть надо златом краснеет.

    X

    Положатся Христу васильки,

    Яко роз и шиповья не станет,

    Отберем юровые цветки,

    Их ли Смерть о тернице достанет.

    Будет венчик тяжеле креста,

    Пречернее церковных лампадок,

    Ах, багряная цветь излита,

    Вертоград наш разорен и падок.

    И не станется горних огней,

    И начинут светила клониться,

    И тогда от кровавых теней

    Мы соидем, чтоб ангелам сниться.

    XI

    Мы кровью нети освящали,

    Юдоль Господняя широка,

    А нас и мертвых не прощали,

    И с житий выбили до срока.

    Угаснут свечи во трапезных,

    Не будут книжники стучаться,

    И со трилистников обрезных

    Начинет злато источаться.

    И возгорать сему листовью,

    Христу ль темно, явимся в цвети --

    Своей точащеюся кровью

    Обжечь безогненные нети.

    XII

    Хватит мертвым сирени златой,

    Ангелочки ль ее пожалеют,

    Были мы во когорте святой,

    Всё еще наши тернии тлеют.

    Расточатся благие огни,

    Соцветут пятилистья в июне,

    Так зардеются розы одни,

    А горели и святые втуне.

    Нет распятий иродских черней,

    Та сирень холодит камелоты,

    Всем и хватится наших огней,

    Сколь не будет для гробов золоты.

    XIII

    Веселятся, Господь, скоморошьи ряды,

    Но огнем возгорят червоцветные лиры,

    И собили зачем псалмопевцев чреды,

    Нечем боле теперь красить эти порфиры.

    Василечки-цветы претеклись из корон

    Вместе с кровию чад, разделивших мытарства,

    Недоступно высок вседержительный трон,

    Прозябают в крушне многоземные царства.

    Век держали, Господь, нас за жалких шутов,

    По успенью внесли в образные альбомы,

    Хоть и немые мы вопияем с крестов,

    И точатся по нам первозвонные бомы.

    XIV

    И бывает серебро в крови,

    Сколь огоням червонным точиться,

    Ко Христосу взалкаем: живи,

    Мы и мертвые будем влачиться.

    Вот приидем к Нему без венцов,

    Червотечное сребро уроним,

    Различит ли одесных певцов,

    Хоть сочествует нас Иероним.

    А терничным не цвести лучам –

    И преминем иродские версты,

    И тогда лишь Господним очам

    Зримы станут кровавые персты.

    XV

    Мы к алтарю стези торили,

    Христосу алча – огнь увидеть,

    Любовь Его боготворили,

    Страшились жалобой обидеть.

    И кто пренес бы те мытарства,

    Но чуден путь со перстью ровный,

    Во стенах Божиего царства

    Горит венец Христа всекровный.

    Так что ж горчей полыни хлебы

    И свечи кровью обвиются,

    Жива любовь, а мертвы небы,

    И гвозди нам одне куются.

    XVI

    Преточатся волошки в лугах,

    Исцветут золотые рамоны,

    И тогда о мирских четвергах

    Станут бить кровеимные звоны.

    Веротерпцев искать со огнем,

    А и мы мировольно горели,

    С полевой ли дороги свернем,

    Не обминуть сие акварели.

    Эти блеклые краски легки,

    Полыхать им на вербной аллее,

    Мы ж Христосу несли васильки –

    Звонов цветик любой тяжелее.

    XVII

    Ах, недолго цветут и лазурь-васильки,

    Травень пестует их, а рамонки сминают,

    Как уроним, Господь, из десниц туески –

    И приидем к Тебе, аще нас вспоминают.

    Собирали мы в них те цветочки весной,

    Отреченно плели рукоделья неловки,

    Ароматы вились золотой пеленой,

    Долу ныне легко их клонятся головки.

    А и сами, Господь, тяжело премолчим,

    Яко бельная цветь, наши головы ницы,

    Слили кровь и одно пурпурою точим,

    И хоругви плетут из нея кружевницы.

    XVIII

    Будет лето Господнее тлеть,

    Расточаться во благости дольной,

    И не станем тогда мы жалеть

    О Кресте ли, о розе юдольной.

    Соберем луговые дары

    И в красе цветяных одеяний

    Изъявимся гурмой на пиры –

    Веселити их чернью даяний.

    Ах, не жалко июльских светил,

    Только б видел Христос оглашенных,

    Только б рек Он, что мертвых простил

    И не вспомнит грехов совершенных.

    XIX

    Горят в коронах полевые

    Цветы меж сорной озелени,

    Инаких нет, а мы живые,

    Студим кровавые колени.

    Куда влачимся, там и север,

    С колен восстанем – обернемся,

    Найдет коса на белый клевер,

    Тогда чернить его вернемся.

    И будут ангелы неловки,

    Исцветность палую сминая,

    И те зардевшие головки

    Превиждят: всяка именная.

    XX

    Со левкоев цветущих венки

    Заплетем и приидем к чертогам,

    Опознают ли нас ангелки –

    Исполать вифлеемским дорогам.

    Будет ясное лето гореть,

    В белом клевере тлеть-расточаться,

    И очнемся еще усмотреть,

    Где на царствие Божье венчаться.

    Мертвым нечего даже снести,

    Им и звезды тлетворнее свечек,

    Ах, Господь, мы и будем тлести

    Хоть во льду херувимских сердечек.
     
  2. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ГЕНИЙ И ЗЛОДЕЙСТВО[/SIZE]

    *Исторический «Космополис архаики» Якова Есепкина стал крестом интеллектуальной России. Крестоношение завершилось позором отступничества. Гений предан, вина современной элиты неискупима и будет угнетать потомков.

    «На яствах кольца змей позапеклись,

    Не хватит просфиры и для келейных.

    Виждь, розочки червовые свились

    На чермных полотенцах юбилейных.»

    «Космополис архаики», Катарсис

    Русское литературное время остановилось. Современности вообще неведомо строгое искусство. Процесс развивался медленно, тяжёлая болезнь зародилась в Золотом веке, затем стала прогрессировать, где-то на рубеже девятнадцатого-двадцатого столетий обрела неизлечимую форму. Наличие одарённых и даже гениальных мастеров не должно вводить в заблуждение. Они были и всегда будут, но их эстетический продукт с большой степенью вероятности обесценится. Итак, литературная современность, включив колоссальные защитные механизмы, ресурсный потенциал, пытается вытеснить из уже художественного процесса одну-единственную книгу – «Космополис архаики». Причём осуществляется это действие столь неуклюже, что, наблюдая его, порою хочется и помочь. Зачем? Чтобы облегчить муки смертельно больного, без того обречённого гибели. Естественно, это шутка, мнимый больной в прекрасной физической форме, поражён только его дух.

    У нас была великая эпоха. Есепкин со свойственным гению прямодушием подверг её святыни ревизии, утилизировав канонику неприкасаемых. Здесь уместно возразить: он всё ревизии подверг, даже конфессиональные постулаты – на основании анализа священных текстов, записанных, правда, вполне себе земными скитальцами. И более того, «Космополис архаики» дошёл до антики, в скитаниях есепкинские герои порою горько улыбаются, указывая хотя мизинцами на художественное несовершенство античных великанов. Могла ли современная русская литературная среда по-иному отреагировать на «Космополис архаики»? Нет, не могла. Советское время лишь усугубило общую ситуацию, вялотекущая гениофобия вошла в грубую экзистенциальную фазу. Кто-то довольно точно определил: книгу Есепкина некому прочесть. Разумеется, её некому и оценить. Частичное, незначительное прочтение фрагментов «Космополиса архаики» особо чуткими виплитперсонами повлекло едва не паническую реакцию в арьергардной среде. «В те поры» «Космополис архаики» был обречён. Книге и автору положены вечность и покой, современность не вынесла Слова. Впрочем, сложно исключить мгновенную ситуационную трансформацию, по-прежнему вероятен сценарий, когда избавленные слепоглухоты элитные корпорации начнут сражаться за фолиант, покоривший Интернет. Чудесным провидением возможно и такое.

    Есепкина никто не знал и не знает, а ведь он вознёс русскую поэтическую Музу на Фавор, явил её в белом, золоте и пурпуре. Письменность, речевая культура после «Космополиса архаики» также до неузнаваемости преобразились. Да, ныне оценить это явно некому. Печально и страшно. Что ж, будем пока читать «Псалмы» и «Скорби» в интернет-библиотеках, в СССР примерно таким образом (микрофильмы) читалась классика, на которой сегодня успешно паразитируют издательства.

    Когда Пушкин, удручённый творческим бесплодием, позёвывая от скуки, поставил многоточие в финале «Домика в Коломне», он обозначил: Процесс начался, идёт, проистекает. Многоточие есть признак слабости, хочешь сказать – говори. Кстати, в тысячестраничном тексте «Космополиса архаики» ни одного многоточия нет, Есепкин абсолютен во всём. Начало Серебряного века знаменовало общелитературную кризисность. Тютчев, Фет, Случевский, Брюсов страдали аритмией, от Анненского и далее стала распространяться губительная арифмия. Гениальному Анненскому она повредила не фатально, фатум низверг русскую поэтическую Музу в эстетический цоколь. Загубленной оказалась Идея, Поэтика напоилась дыханьем, полным Чумы. Что пировать, что праздновать ущербность? Сакральное губит земная церковь, литературу губят дилетанты, речи не ведающие, а речь сама – условная категория. Творцы Серебряного века были поражены ассиметричным рифмообразованием и похоронили великую идею, СССР зацементировал серебряновечный фундамент. Есепкин спустился в смрадный цоколь, как Орфей во ад, Музу, там погребённую, воскресил и вывел прочь. Как за такое не отплатить по-русски, с душевной широкостью? Люди холопского звания, если верить праздному и лукавому поэтическому тропу, любить умеют мёртвых, их господа не любят никого. В любом случае гений должен быть мёртвым и с холодною печатью на меловых устах.

    Валерий ЛОТОВ
     
  3. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt] ВЕСНА ПАТРИАРХА[/SIZE]

    Киоты всемирной литературной классики хранят достаточное количество полотен-икон с золотым обрезом. Сложились традициональные градационные контенты, произведение, отвечающее эпохальным параметрам, духу времени легко обнаружить в адекватной хроносной нише. Иначе говоря, художник, будучи в плену у времени, выступает не только в тривиальной роли заложника вечности, а и вынужденно облачается в одежды современников. Одеяние Смерти при этом скорее отпугивает либо смешит обывателя, склонность гения к пожертвованию и самоистреблению навевает обывательские же скудоумные мысли, в творческой среде считается метафорой. Так спокойнее – предавать и не замечать убиения святых. Вообще скудоумие есть отличительная черта всякого (элитного и маргинального) социумного среза, исторически ответственного за палачество. До конца не ясно, какое из двух известных качеств, алчность или глупость, более вредоносно для Творца, просто Божьего человека. Одна старушка подбросит хворостинку в костёр, дабы жертва аутодафе излишне не мучилась, иной крестьянский сын принесёт бензин в коровьем черепе – плеснуть в костерок с той самой целью, старая дама из интеллигентских кругов остановит сочиняющего сакраментальным: «И зачем писать ещё, столько пиес хороших написано».

    Воистину розовый глупец способен дать фору алчному брату Каину, Плюшкин не дойдёт мыслию до тёмных глубин подсознания, на которых зарождаются гаты вневременного предательства апологов глупости, ей глорию и поющих. О прочих пороках человечества речь вести вовсе бессмысленно, они априорно индульгируют невообразимые расправы, в том числе над царствующими династиями. Думаю, стоит согласиться с основными тезисами статьи Леонида Гатова «Средневековый Тютчев», посвящённой, в частности, текстуальному анализу книги «Космополис архаики». Действительно, некая параллелизация текстов Тютчева и Есепкина выглядит оправданной. Вспомним тютчевское «на роковой стою очереди» (с ударением на последнем слоге в слове «очереди»). Расстановка неправильных ударений – один из художественных инструментариев, позволяющих писателю создать «перевёрнутый» эмоциональный контекст, когда других способов для выноса эстетики произведения в литературный космос не существует. «Космополис архаики» содержит множество означенного рода неправильных установлений, на их гипероснове строится вся эстетика поэмы. Разумеется, указание на жанр условно.

    Гоголь решил: «Мёртвые души» будут поэмой, она-то, кстати, малоросского мистика и сгубила, не во втором томе дело, не в камине, Гоголь просто не смог далее выносить собственные тексты, точнее их неабсолютное совершенство. Нет гармонии высшей – не нужно жизни. Вероятно, мёртвая панночка вдоволь нахохоталась, глядя на вылетающие в европейское закатное пространство вместе с дымом слёзы мальчика Коленьки. Черти, черти, Брут, новые меловые кружки, одно ведь не спасёшься. Есепкин в достаточной степени населил пространство космополиса теми самыми мёртвыми панночками-диканчанками, недаром его подозревают в мистифицировании всего и вся. Так вот – речь о словаре. Поэт-мистик, не имеющий даже теней Великих у себя за спиной, обогатил русскую лексику огромным сопластованием лингвистической алмазосодержащей материи. Его архаичность современнее нашего века. Быть может, «средневековый Тютчев» обманул современников, а чтобы спастись, попробовал надеть маску Йорика. Уцелеть нельзя, он-то знает, изменение внешности не влияет на судьбу пророков, перечитайте жития святых, евангелические сказания. И сейчас нужно упомянуть о главном. «Космополис архаики» -- именно сказание, страшная сказка. Их на Руси достаточно, унифицированных для детей бесконечных потерянных поколений, правда, т а к о й страшной читать ещё деткам детей не доводилось. Уникальность автора «Космополиса архаики» в том, что его нельзя отыскать по означенным выше категорическим символам -- времени не соответствует, здесь бессильны интернетовские поисковики. Сколько эзотерических личин следует сжечь в августовском огне Господнего лета, чтоб часть подлинного лика увидеть? Кто знает. Хотя сам Есепкин, похоже, не сомневается в бесполезности маскарада, в его страшной Сказке «всех отыскали по цветам». А смысл хождений прост: оставление Слова в киоте.

    Ирина ЛЕВИТИНА
     
  4. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]Яков ЕСЕПКИН[/SIZE]

    «СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ГРАНАТОВОЙ ШКАТУЛКИ»

    Пятьдесят седьмой опус

    Виждь Уранию в темных шелках,

    У валькирий балы небозвездны,

    Твердь горит и в ея потолках

    Ярус к ярусу плавятся бездны.

    Много кипени белой вверху,

    Много бледной на хорах отравы,

    Пламенна источают круху,

    Птицы райские млечно-кровавы.

    Свечи золотом стянет Гефест,

    Вспомним злато сие пред целиной,

    И четверга пылающий крест

    Выжжет сумерки белою глиной.
     
  5. МИМА ГОГА

    МИМА ГОГА наблюдаю ...

    Регистрация:
    18.12.2010
    Сообщения:
    9.860
    Симпатии:
    939
    Адрес:
    Ленинград
    Адухатваряетт.... :boredom:
     
  6. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt][/SIZE]

    ФЕДРА, КОРНЕЛИЯ, АОНИДА

    * Виктор Пелевин, Татьяна Толстая, Борис Акунин опасаются увидеть себя в гигантском античном зеркале "Космополиса архаики"

    Совершая свое эпохальное путешествие из Содома в Коринф (как писал один из интернетовских авторов), сочинитель «Космополиса архаики» никак не дублировал Радищева и Пушкина.. Его, Есепкина, скитания и хождения куда мрачнее и безысходнее, ни о камер-юнкерстве, ни о пажеском розовом инфантилизме речи нет и быть не может. Картины, взору читателей открывающиеся, действительно страшны и потрясают воображение. «Над пропастью во ржи» переписали и создатель одного романа судится с эпигоном. В истории мировой литературы мало случаев молчания великих мастеров после определенного возвышения над толпой. Как правило, так называемые авторы одной книги («Клошмерль», те же «Кипарисовый ларец», «Божественная комедия» и т. д.) всё-таки грешили, пописывали хоть в стол, а хоть и для вящей услады читательской аудитории и успокоительства собственного эго.

    Есепкин явил иной пример, создал готическую сагу «Космополис архаики» - все, дале – тишина. Зато смысловое, образное, метафорическое наполнение Книги века, ее лексическая невообразимость, художественное воплощение идеи доведены до совершенства. Уже сейчас требник разбирается на цитаты, а есепкинские псалмы соперничают с каноном Библии. Кто этот художник-созерцатель, каким чудом уберегся он от тех сил, о которых, в частности, слагал поэтический эпос? И теперь, после триумфа в Москве и Питере, сам автор остается загадкой. Номинальных писателей в России десятки тысяч, есть среди них прекрасные таланты, достойные имена, но с «Космополисом» сопоставить нечего. Если фрагменты о Рае и Чистилище у Есепкина при всем литературном величии полисов (строгого разграничения, как у Данте Алигьери, в «Космополисе архаики» нет, в полисах «Мелос», «Пурпур» и «Потир» более сюжетов и описания Рая, Чистилища-Чистеца, так у автора, в «Крови», «Царствиях» доминируют Ад, Аид, Тартар, Тартария сиречь Россия, а уж «Псалмы» вобрали немыслимую по концентрации сублимированную энергию Смерти, Небытия) возможно читать в общем без фундаментальной лексико-логической подготовленности, его описание «Картен» Ада неподготовленному читателю лучше отложить в сторону, хотя бы на время. Похоже, Есепкину удалось художественно детализировать самою сущность зарождения и распространения мирового Зла. Вот ведь еще вопрос: отчего народы, миссионерствующие герои и рыцари не спасались, не уворачивались от мечей и кубков с ядом Гекат и Цирцей, становились жертвами безотносительно истинности такого пути и такой плахи в конце дороги для каждого индивидуально? Есепкин поясняет: упасение невозможно, ибо инферна повсюду и, когда вы возжелаете спастись, мысль (т. к. материальна) мгновенно будет прочитана палачествующей армадой, грянет превентивное возмездие. Как Блок не прикрывал себя «Розой и Крестом», прочими художествами, его настигли и казнили, да столь жестоко – во гробе был безобразен. Ему и многим, многим просто не хватило воздуха жизни, прочности бытийной.

    Есепкин смог довести тяжелейший литературный слог до эфемерной воздушности, тем покорил высоты, коими грезили предшественники. Начиная от Боратынского, к нему стремились приблизиться самые выдающиеся составители текстов, а не сумели, последним упал Бродский. Русский глагол занемог антикой и погиб. Именно поэтому художнический подвиг Есепкина обретает всемирную значимость, впервые в отечественной литературе, словно в зеркале, отобразилась мировая художественность и себя узнала. За подобную идентификационную героику, разумеется, восследует платить. Автор «Космополиса архаики» заплатил: вместо тронного золота он узрел кровавые вретища и вынужден был ко скитаниям, и был забвен Отчизной. Сквозные надрывные сюжеты мировой литературы выстроились в Саге стройною чередою и, персонифицируясь в Слове, к читателю буквально вопиют, причем (генезис материального) женскими слезными голосами, Федра и Корнелия, Медея и прелестная Мод, чистая Райанон и Патриция – все они ведомы в олимпии Аонидой.

    Александр ПЛИТЧЕНКО
     
  7. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]Яков ЕСЕПКИН[/SIZE]

    СКОРБИ



    Девяносто второй фрагмент

    Нет алмазов – терновый несите

    Свой иродский венец, мел царей

    Кровь и гасит, Софии иль Ците

    Будет чем озабавить псарей.

    Бродит в парке Белькампо, австрийский

    Сон рождает виденья, а мы

    Их не зрели, огранник тристийский

    Смерть за нами водил чрез холмы.

    Лишь в пирах испытуются яды,

    Дай, Калипсо, пурпурный сим хлеб,

    Веселые пусть рдятся наяды,

    Гипс ли рвут со карминовых неб.

    И сурово ж окончились балы

    У тоскующей Коры, девиц

    Змеевласых вернули в подвалы,

    Одарили червой меловиц.

    Виждь, горят шелковичные черви

    И во золоте черви снуют,

    И кронпринцев нашейные верви

    Златью морок свечной превиют.
     
  8. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]Яков ЕСЕПКИН[/SIZE]

    «СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ГРАНАТОВОЙ ШКАТУЛКИ»

    Девяносто четвертый опус

    Коробейники в красных сумах

    Златовейные яства скрывают,

    Яды тусклые ждут в теремах

    Бледных юн, кои пламень свивают.

    Что альковницам плакать навзрыд,

    Что ж смеются печальные Изы,

    Белошвеек дворцовый Мадрид

    Взбил над тортами, чая сюрпризы.

    Выльет август мышьячную злать,

    По виньетам воссребрятся течи,

    Дале некому будет пылать –

    И совьют из перстов наших свечи.
     
  9. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]



    «СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ГРАНАТОВОЙ ШКАТУЛКИ»

    Двести пятьдесят девятый опус

    Золотыя лилеи сорвем,

    Людовику венечия милы,

    Аще исстари мы не живем,

    Пусть резвятся младые Камилы.

    И кого победили, смотри ж,

    Ли несет финикийские воды,

    Тир ли пал, содрогнулся Париж,

    Ловят тигров барочные своды.

    Гипсы вырвут из темных аллей,

    Вновь начинье исцветим пустое,

    Чтоб, мрачнея, тризнить веселей,

    Как становится желтым златое.

    Триста двенадцатый опус

    Новолетие, роз голубых

    Ангелки мирротечной смолою

    Истеклись, где и мы со рябых

    Ват следим за душистой юлою.

    Ель чудесная, помни о сех

    Бледных мытарях ночи портальной,

    Звезды с мелом горят на власех,

    Яд в безе и во басме хрустальной.

    Воск ликующих свеч ангелы

    Подсластили, трепещет и вьется

    Мрак шаров и червные столы

    Яств гадают, кто первым убьется.
     
  10. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]Яков ЕСЕПКИН[/SIZE]

    ТЕЗАУРИС ЦИНТИИ И СВАНА

    Девяносто третий фрагмент

    Открывайте шкатулки пустые,

    Мелы прячьте в седой малахит,

    Лижут черви титулы витые

    И путраментный грозен рахит.

    Ночи мил галилейский меловник,

    Со налистий ссыпается рис,

    Вепри снов объедают рифмовник,

    Жжет лимонную кисть кипарис.

    Венских риторов юная слава

    Не к рябому Каифе нежна,

    Скипетр ал и сребриста булава

    Ассирийского царствия сна.

    Фарисеи ли, дети заснули,

    Терны гасят Коринф и Ефес,

    Не асийскую вязь промокнули

    Смертным шелком – фьеолы небес.

    Плюшем бледным оденутся ложи,

    Яды Тарса достигнут ушей,

    И в базиликах выбелят кожи

    Мертвых жаб и летучих мышей.
     
  11. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]



    СКОРБИ

    Сорок третий фрагмент

    Ложесны закрывайте парчою,

    По серебру тяните канву,

    Пред успенной астрийской свечою

    Нити хорные бьют синеву.

    У Чумы на пиру хорошо ли

    Торговать васильками, оне

    Мертвым суе, гробовые столи

    О царевнах темнеют в огне.

    Исцветает дельфийский путрамент,

    Змеи с чернью шипят за столом,

    Хмель виется на тусклый орнамент,

    Вспоминают купцы о былом.

    Были мы пробиенны Звездою,

    С богородными речи вели,

    Но за мертвой послали водою

    Аонид и сердца соцвели.

    Выжгут литии нощные серы,

    Свечки розные воры снесут –

    Царичей и покажут химеры,

    Никого, никого не спасут.
     
  12. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt] ЗВУКОВАЯ МИСТИКА И ЦВЕТ СЛОВА[/SIZE]

    • Мгновенно ставшая культовой неоантичная трагедия «Космополис архаики» остаётся главной литературной сенсацией в Интернет-пространстве.

    Помимо слоя, налёта эстетического вечного эфира выдающиеся произведения искусства могут содержать в себе иного рода бриллиантовую пыль, она внедряется в окружающую среду, растворяется в воздухе и вначале бывает невидима и неощутима, как радиация. Однако проходит время, меняется эпоха и человечество, его этносы начинают ощущать воздействие, для вековых традиций явно губительное, для общего историософского движения вперёд – благотворное. Только немногие великие художники были избираемы для такого трансформирования художественно-эстетической среды. Пушкин оставил России словарь, новационный для своего века. Теперь мы наблюдаем странную аллюзию, казавшийся ранее вечным словарь лёгкого на письмо и сочинительство гения заменяется тяжёлым тезаурисом, возвращающим в русскую лексику её торжественные пассажи, более соответствующие самой природе речевой культуры нации, её сакральному императивному слогу. Вероятно, стоит согласиться с основными тезисами статьи «Тезаурис торжественной скорби» Всеволода Ильина, посвящённой, в частности, лингвистическому анализу и трактованию текста «Космополиса архаики». Нет сомнения, словарь книги сейчас представляет вещь в себе, он не народен. И всё же Ильин абсолютно прав, лексический строй произведения не может не воздействовать на генеалогию и развитие отечественной лингвистической традиции. Естественно, воздействие на генеалогию возможно в условно-опосредованной форме (как и на всё историческое), а вот влияние на развитие весьма объективно, уже сегодня «Космополис архаики» подобное воздействие осуществляет.

    Новаторско-архаический словарь, созданный Есепкиным, вернул русскому языку ту скорбную тяжеловесность, которая была для него характерной в допушкинский литературный век. Перечтите, к примеру, «Прогулки с Пушкиным», ещё что-либо из диссидентской неоклассики и постмодерна, нетрудно понять, легковесный и гениальный темнокудрый повеса, вероятно, сам того не понимая, попытался соблазнить северную строгую, да и, в общем, старую Даму французской манерностью. Дама, Франции и Европы не видевшая чрез т а к о й монокль, легко и соблазнилась. Вся тяжесть, скорбность, смысловая торжественность, свойственная русскому и близким по группе крови, этимологическим корням языцам, исчезла, переродилась, плюсы наслоились на минусы, образовав неясные масонские знаки, народ утратил традицию, точнее, его (народа) верхние десять тысяч. В глубине, правда, также происходили тектонические сдвиги, имевшие не фрагментарные, но фатальные последствия, глобальную значимость. Есепкин, возвращая языку, не сгоревшему в полиэтнических, этимологических, семантических тиглях, тяжесть, не рушит, не разрушает пушкинскую традицию, он с о ч е т а е т лучшее с первоначальным, архаика его новее, причём новее на порядки знаменитого словаря «африкана». Полистилистический минимализм, как и у Шнитке, является лишь творческим инструментом-резцом, из лексического мрамора изваяны воздушные фигуры речи, априорная тяжесть которых не мешает им парить в художественном космосе. Цветовая палитра Есепкина близка, приближена и к Босху, и к Вермееру, по музыкальности книга не сопоставляется даже с классическими образцами литературы, известными нам и музыкою одухотворёнными, но в замковом карнавале под масками несложно узнать Шумана, Гуно, Сибелиуса, а Бах – лишь один из предтеч. Торжественность явлена в строгой же классической тональности, всеместно превалируют чёрные, пурпурные и просто красные, золотые цвета, создающие возрожденческую монокартину.

    Юз ТЕНИЦКИЙ
     
    Последнее редактирование модератором: 5 июн 2011
  13. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]Яков ЕСЕПКИН[/SIZE]

    СТАРИЗНА ФЛАМАНДСКИХ ГОБЕЛЕНОВ

    Двадцать первый фрагмент

    Длань приими, август благодержный,

    Длань бери и прощай, золота

    Сень твоя, разве холод всевержный

    Огранит сеневые врата.

    Алавастрами ль мрачные вина

    И сверкают, и нощно слепят,

    Золоченая их сердцевина

    Жжет сирени, а отроки спят.

    Нас закроет лишь мрака филада,

    Утопленный во цветие зной,

    Где из Летнего выпорхнет сада

    Ангел бездны в пыльце ледяной.
     
  14. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]

    СКОРБИ

    Семьдесят первый фрагмент

    Азазели порхают в нагорных

    Темножелтых лугах и летят

    К принцам крови о травах уборных,

    А немые принцессы грустят.

    Можно ль сих и бежать, ах, нисану

    Цвет граната загробного мил,

    Прочь отсюда скорее, туману

    Страшны профили желтых камил.

    Нет числа огневейным армадам,

    Сумрак терпкий одел Елеон,

    Белошвейки гуляют по садам,

    Где чермы совершали агон.

    Кто устал безнадежно скитаться,

    Звезды смерти и свечки таить,

    Пей из мертвых фаянсов, остаться

    Здесь нельзя, можно ос воспоить.

    Колоннада иль шлейф веретенных

    Шестигранников пленит наяд,

    И взнесут злые осы с бестенных

    Тусклых клумб невский розовый яд.
     
  15. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]Яков ЕСЕПКИН[/SIZE]



    «СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ГРАНАТОВОЙ ШКАТУЛКИ»



    Семьдесят четвертый опус

    Тени роз небовольных пиют

    Августовское терпкое брашно,

    Ах, зелени еще вопиют,

    Умирать подо желтью всестрашно.

    Лей, Урания, вина свое,

    Благомервых ли ветхие сени

    Тленом чествуют, вижди остье:

    Се горят наши звездные тени.

    Хоть и слезы кровавые мглы

    Иззлатят на пустых колесницах,

    Воском выбьются алым столы –

    Всех нас ангели узрят в червницах.
     
  16. МИМА ГОГА

    МИМА ГОГА наблюдаю ...

    Регистрация:
    18.12.2010
    Сообщения:
    9.860
    Симпатии:
    939
    Адрес:
    Ленинград
    Они вас не любят....
     
  17. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]

    ***

    Только пепел превыше золы,

    В нети нас позовут отобедать,

    Хлебоимно содвинут столы --

    Царских яств должно всяку отведать.

    Бледноогненной солью рядно

    Изукрасив, орут зазывалы,

    В наших веждах высотных давно

    Отражаются разве подвалы.

    Ничего боле не ужаснет,

    Чем сие до костей пробиранье.

    Кровь гнилая вотще полоснет

    В многослезное это собранье.

    Скорбь убийц по иным временам

    Потушили, иначе с чего бы

    Стали дарствовать столпники нам

    Во десницах спирт ангельской пробы.

    Не сыскать воям жалкой родни,

    Ратных маршей не помнят музыки,

    И те слезы -- ты их не храни,

    Затекут пусть в червовые лики.
     
  18. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]

    ТРИЛИСТНИК ЧАЯНИЯ

    І

    Аз, Господе, реку со черных домовин,

    Гробов нощных, иным достались благокрасны,

    Эти агнцы не ждут-заждались окарин,

    Им и трубы Твое, и псалмы немогласны.

    Все склоняется тать над испрахшей сумой,

    Иль неможно доднесь и любови низринуть

    Бледных перстов жалких, в юродие немой

    Удушавших царей, сребро юдам откинуть.

    Были перси белы у безмужних невест,

    А теперь и уста до костей пробелели,

    Оглянися, Отец, нету ныне окрест

    Ни живых, ни мертвых, посвященных во Лели.

    Ах, над нами зажгли юровую Звезду,

    Пусть лучом воспронзит некупельные лета,

    Их ложесен и усн опознай череду,

    Нищих татей, оне удостойны извета.

    Те ж к Тебе, Господь свят, пировати пришли

    Бойны чада, отвек изалкавшие жажды,

    Ангелы Твои что копия занесли --

    Не убить, не убить преугодников дважды.

    II

    Как свилися вольно змеи в райских цветках,

    Прежде в царствии грез немятежно блажили,

    Только ныне молчим, пряча персть в рушниках,

    Правда, святый Господь, а ведь мы и не жили.

    Богородицы лик украсили Звездой,

    Сон-цветочки вия по сребристом окладе,

    Нету ангелов здесь и поят нас водой,

    Ах, из мертвых криниц занесли ее, чаде.

    Иисус почернел и не имет венец,

    И Его голова преклоняется нице,

    Узреть что восхотел двоеперстный Отец,

    Мало ль крови течет в неборозной кринице.

    Смертоприсный венок мы Христосу плели,

    Исплели изо слез, тяжко траченых кровью,

    А и боле ничем не посмели-могли

    Притолити в миру жажду бойных любовью.

    В каждой розе сидит гробовая змея,

    И не видим уже мы ни Бога, ни Сына,

    То ли алчут оне, то ли мука сия

    Должна гробно зиять до святого почина.

    III

    Это иноки днесь подошли ко столам,

    Страстотерпцы одне и невинники сиры,

    Их неможно забыть копьевым ангелам,

    Коль не пьют мертвых вин -- отдавайте им лиры.

    Не боятся огня восковые шары,

    А на перстах у нас кровь и слезы срамные,

    Велико Рождество ан для всех мишуры

    Не хватает Христос, где ягняты гробные.

    Геть днепровской волной в черной пене дышать,

    Кровь худу изливать на местечек сувои,

    Розы-девки, равно станут вас воскрешать,

    Так скидайте рядны пред всетаинством хвои.

    Тех ли ждали в чаду, мы, Господе, пришли,

    Залетели птушцы в обветшалые сени,

    Али тонкий нам знак до Звезды подали,

    Во трапезной же мы преклонили колени.

    Ничего не узрим на вечере Твоей,

    Пусть сочельник лиет в мессы нощные снеги,

    Мы до маковки все унизаны лишь ей,

    Искрим -- белы птенцы в огне Божией неги.
     
  19. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]

    ***

    К престолу Вседержителя венки

    Возложим и оденемся в ливреи,

    И кровию отмоем рушники,

    Подаренные нам на юбилеи.

    Мы станем падшим ангелам служить,

    Исполним на века предназначенье,

    В лакейских и кладовках будем жить

    И там внимать Господнее реченье.

    Любовью расплатились по счетам

    И заняли холопам щедрой славы.

    Ко тратным неотбеленным холстам

    Днесь выйдем -- всетемны и величавы.

    И вот они, иные времена,

    Пророчествуют жалкие калики.

    Высокие забыты имена.

    Во плесени купаются владыки.

    Привнесена во храмины хула,

    Слезами позалили злато-струны,

    Убийц от поминального стола

    Не оторвать и силою коммуны.

    Пал Китеж-град, в Арзрум и Эривань

    Лишь стража тьмы приличественно входит.

    Персты на пересылках не порань,

    Пусть под столами яства знать находит.

    Где крест наш и венец -- в золе они,

    Сверкают разве адские цесарки,

    Губители холодные одни

    По кругу погребному водят чарки.

    Алмазы это жалкое питье

    Наружу исторгнет, а мы их бросим,

    Трапезничайте, ироды, жнивье

    Гортензии завьют, ужо искосим.

    А косы наши острые давно

    Свивает золотушная терница,

    Любили чернозвездное вино:

    Так будет вам вельможная темница.

    На раменах у нас кресты лежат,

    Иль снять сии горящие распятья,

    Кривицкий василек елику сжат,

    Искритесь, херувимские обьятья.

    Сколь чарки соалмазные мелки

    И чашечный фаянс августом значен,

    К трапезным ледоносные цветки

    Снесем, хоть каждый пламенем охвачен.

    Не дичи ли у августа просить,

    Мы были в мире нищими царями,

    Начнут по венценосным голосить,

    Синицы всех отыщут за морями.

    Когда величье эра узнает

    И ангелы над безднами летают,

    Лишь царственный юродивый не пьет,

    Кащеи золотые лишь считают.

    Алмазы не к вину, а ко венцам,

    Идут они высокому сословью,

    Бесплодным небожемчугов ловцам

    За них не рассчитаться даже кровью.

    Жемчужную сукровицу Звезда

    Пресветит двоелучием холодным

    И патина зерцальная тогда

    Отпустится эпохой нищеродным.

    Нас только смерть поднимет на щиты

    И завернет в холстинные знамена,

    И к высям -- во бесславие тщеты --

    Мы взденем перебитые рамена.
     
  20. Bojena

    Bojena Пользователи

    Регистрация:
    19.02.2011
    Сообщения:
    642
    Симпатии:
    4
    [SIZE=14pt]ЯКОВ ЕСЕПКИН[/SIZE]

    ***

    Мы и мертвые будем во злате гореть,

    Погасить ли святые огни,

    Голубки залетят, а и нам умереть

    Невсебранно в Христовой тени.

    Разольется великая мгла на дворах,

    Только мы и пребудем светлы,

    Страшно это мытарство о черных юрах,

    Где сребрение тягостней мглы.

    Диаменты нам бросят и цвет-васильки,

    И увидит Господь со Креста,

    Как мы истемна желтые вьем лепестки,

    Наша смерть золота, золота.
     

Предыдущие темы